Там Серега с Мироном ходили из дома в дом, пока небо над Рабочей Окраиной не начало подергиваться рассветным пеплом. И в этот мутный час без солнца и теней медленный и бесшумный Серегин каток повел толпу числом в полтораста мужиков к асфальтовому заводу, где их ждали другие катки и десять самосвалов, груженных горячим асфальтом.

Едва роса на подстриженной травке газона загорелась на солнце, тридцать страшных вальцов, словно катушки в человеческий рост, с хрустом, как сухие ветки, подмяли чугунную дворцовую ограду. Гигантскими жуками катки расползлись по парку, ломая беседки, статуи и фонтаны. Следом за ними под визг дежурных фрейлин и собачий лай на газон вырулили десять грузовиков, выстроились веером и стали вываливать на песчаные дорожки и аллеи, на зеленые лужайки и клумбы, на игровые площадки и в бассейны иссиня-черную дымящуюся массу с резким жарким запахом.

Королева потеряла сознание.

6

Поднять в ружье армию было некому, поскольку главнокомандующим оставался спящий король да и ружей действующих и исправных у армии, если честно, оставалось штук тридцать. Давно королевство ни с кем не воевало, века, почитай, полтора-два, никого не мечтало победить, и само мало чем таким располагало, из-за чего имело смысл развязывать войну и проливать кровь. Ну, луга, ну, поля, ну горы. Две-три речки. Небольшое море, которое и морем-то называлось условно, а по сути было чуть солоноватым озером без всякого стратегического значения торгового порядка.

Так что Сергей Типун со своей асфальтовой дружиной в два счета парализовали дворцовую стражу, придворные в ужасе от перспективы быть закатанными в асфальт забились по своим щелям, королева, как было сказано, валялась в глубоком обмороке, солдаты немедленно перешли на сторону противника, наплевав на угрозы военного министра и маршалов. Министр, собственно, пытался застрелиться, но именной пистолет дал две осечки, и в третий раз испытывать судьбу опытный военачальник не стал.

Вся силовая верхушка и офицеры срочно посрывали погоны, аксельбанты и ордена и прикинулись кто садовником, кто печником, кто пасечником, кто конюхом или поваром. И надо отдать должное узурпатору – переворот произошел бескровно, если не считать увязшей в асфальте и слегка придавленной любимой королевиной кошки Дульсинеи, для домашних – Дуси, Дуни или Дули, кому как нравится. Да и та успела с жутким воплем выскочить из-под вальца и на трех лапах умчаться в заросли шиповника.

Сметанка спряталась, зарывшись в сено на конюшне, – и при этом успела, вот умница, заскочить в папенькину опочивальню и вытащить из тайника за картиной в духе сюрреализма «Королева верхом на кошке» работы придворного художника Фикуса Сарафанова – главную драгоценность дворца: хрустальную волшебную Корону. Волшебство Короны заключалось в том, что лишь надев ее, король становился настоящим королем. И никакие сокровища и армии мира не могли сделать королем того, кто усядется на трон без этой волшебной короны.

Пересидев в конюшне первое время, грызя яблоки, сухари и сахар, что таскал ей конюх, безлунной ночью принцесса незаметно выбралась из дворца. Недалеко от Зеленных ворот, через которые по утрам шли груженные овощами подводы с ферм, у нее на всякий пожарный был припаркован скутер, на котором принцесса и унеслась быстрее ветра. И ветер, как ни старался, не мог ее догнать, чтоб донести ужасный жирный запах свежего асфальта, горячей смолы, убивающей все живое. Принцесса мчалась на своем скутере к морю (озеру), где среди дюн и сосен стоял маленький деревянный дом, окруженный невысокой оградой из ракушечника. Там жил прославленный йог Петрович, гуру, иначе говоря, учитель, наставник Сметанки и других симпатичных молодых людей.

Надежно упакованная в специальную пленку с пузырьками, которые так приятно лопаются под пальцами, лежала на дне рюкзачка хрустальная Корона.

7

Когда по приказу Сереги бунтари полностью заасфальтировали территорию вокруг дворца, не оставив ни одного дерева, ни одного куста, где бы могли спрятаться придворные и члены королевской семьи, Типун стал думать, что делать дальше.

– Сейчас, Серый, необходимо развязать кровавый террор, – посоветовал Мирон, тайный советник, он же канцлер. – Казнить всю камарилью, начиная с короля и кончая министром иностранных дел, а главное – избавиться от министра дорог.

– Это еще зачем? – скривился Серега, который реально и в циничной форме хотел разделаться только со старшиной Корявым.

– Королевскую семью – к ногтю как первейшую контру, зародыш легитимной власти. Ликвидировать МИД – чтоб не подзуживал мировую общественность. Ну а дорожный начальник – нам главный враг, поскольку дороги – наше основное богатство. Врубаешься?

Типун не особо врубался, да и не хотелось ему, если честно, заниматься грязной работой. Поэтому для начала он предложил просто всех вышеуказанных персонажей взять под арест и держать там, пока не докажут свою преданность новой власти.

– Знаешь что, Серый? – сказал Мирон. – Асфальтовым катком ты был, асфальтовым катком остался. Не хочешь слушать умных людей – кончишь на виселице.

Однако на арест как временную меру согласился.

Надо заметить, что хотя от Рабочей Окраины исходил легкий душок тревоги, тюрем в королевстве не было. Александр Справедливый предпочитал образование и воспитание. А если вдруг кто украдет, что плохо лежит, или даст кому по морде – король лично тех судил и, как правило, присуждал временно покинуть пределы королевства и пожить для исправления на необитаемом острове в соленом озере среди скал. Мать-регентша Алёна Типун (стоявшая, как-никак, у истоков переворота) выразила пожелание, чтобы на этот остров незамедлительно сослали бы всех королевских лекарей во главе с дряхлым лейб-медиком, что и было сделано.

Новый правитель Сергей Первый Беспредельный, как он повелел себя называть, приспособил под тюрьму старую конюшню, где лошадей уже не держали, а хранили всякий хлам. А королеву с фрейлинами заключил под домашний арест без права переписки. Ну и король, как спал у себя в опочивальне, так там и остался. С той разницей, что его положили на пол, на матрасик, а кровать с балдахином занял сам Серега с выписанной из Рабочей Окраины Лариской – для верности и личного пригляда. Портрет королевы верхом на кошке он снял как глупую гадость, не представляющую художественной ценности, попутно заглянул в пустой тайник да и забыл о нем. А на место портрета повесил коврик «Олени у водопоя».

И вот когда вся «камарилья», как выражался канцлер Мирон (Серега думал, что от слова «комар», в том смысле, что – кровопийцы), была распределена по местам заключения, выяснилось, что нет девчонки. Королева не знала, где Сметанка, и только всё плакала да плакала. И никто не знал. На вопросы о принцессе все как один разводили руками и обливались горючими слезами, так как очень девочку любили. Видно было, что не врут. Хотя Мирон настойчиво предлагал применить легкие пытки типа иглоукалывания и удаления зубов.

Под диктовку тайного советника Беспредельный издал множество указов. Он увеличил налоги, приказал закрыть гимназии и лицеи как буржуазную отрыжку и оставить только несколько школ-восьмилеток с преподаванием ряда предметов на языке молотка и рубанка. Хозяев частных домов он переселил в вагоны, бесхозные после закрытия железных дорог, а сами дома постановил раскатать по бревнышку и построить из них казармы и пивные.

И сам правитель, и его фаворитка (Лариска) ходили в шелках и парче, ели на золоте икру и фуа-гра – печень откормленных в особо садистских условиях гусей. Напившись с утра шампанского, они гоняли на дорогущих автомобилях, причем оба – за рулем, хотя и обзавелись личными шоферами. Короче, были реально в шоколаде. Но что-то странное творилось с Серегой. Он не ощущал никакой радости от власти и богатства. Где-то в глубине его коренастой головы гнездилась, вгрызаясь в мозг, отвратительная мыслишка – что вот хоть тресни, а ненастоящий он король. А уж Лариска его кривоногая – и подавно не королева.